Княгиня мария волконская. Княгиня Мария Волконская: биография, фото, годы жизни Княгиня мария николаевна волконская
История России знает немало удивительных женщин, чьи имена остались не только на страницах скучных учебников, но и в памяти народной. Одна из них – Мария Волконская. Она - правнучка М. В. Ломоносова, дочь героя войны 1812 г. и жена декабриста.
Княгиня Мария Волконская: краткая биография
6 января 1807 г. у генерала Николая Раевского и его жены Софьи родилась дочь Машенька. Семья была большая (шестеро детей) и дружная, несмотря на вспыльчивый характер матери и суровость отца. Сестры любили музицировать, а Мария прекрасно пела, и в доме часто бывали гости. В том числе и А. С. Пушкин, который даже какое-то время был влюблен в шестнадцатилетнюю Машеньку.
Зимой 1825 года Марию выдают замуж за 37-летнего князя Сергея Волконского. Не по любви, но и не насильно.
С вечно занятым мужем она виделась редко, даже первенца своего рожала вдали от супруга. А об участии князя в заговоре узнала уже после неудавшегося восстания. После суда над мужем Мария Волконская добилась разрешения последовать за ним в Сибирь. Поступок этот не приняла ее семья, но со временем даже суровый отец отнесся к нему с пониманием.
Сопровождая своего мужа по разным острогам, Мария Николаевна жила на Благодатном руднике, в Чите, на Петровском заводе и Иркутске, потеряв в этих скитаниях нескольких детей.
Воспитанная в благополучном и обеспеченном семействе, княгиня Мария Волконская, жена декабриста, мужественно переносила тяготы жизни каторжан, никогда не жаловалась, поддерживала супруга и воспитывала детей. Тех, которые выжили.
30 долгих лет провела она с мужем в Сибири и вернулась на родину только в 1855 году. В 1863-м Мария Николаевна скончалась от болезни сердца в имении дочери в селе Воронки, а через год рядом с нею был похоронен и ее муж.
Характер, подобный стали
Княгиня Мария Волконская – одна из тех сильных и несгибаемых личностей, которые даже через века не перестают восхищать и вызывать уважение. Характер ее отличает сильная воля и стремление следовать своим идеалам, не склоняясь ни перед чем.
Выросшая в тепличных условиях, под крылом сурового, но заботливого и любящего отца, Мария Николаевна, оказавшись в чрезвычайных обстоятельствах, не смирилась, не подчинилась мнению света и воле родных.
Узнав об аресте мужа, только что оправившаяся от тяжелых родов Мария категорически отвергла предложение отца расторгнуть брак с князем и поехала в Петербург, рассчитывая увидеться с супругом. Этому препятствовали все ее родственники, а письма к мужу перехватывали и вскрывали. Несколько раз брат Александр пытался увезти ее из Петербурга, но уехала Волконская, только когда заболел сын.
А после суда, на котором князь Волконский был приговорен к ссылке и каторжным работам, Мария обращается к царю с просьбой разрешить ей сопровождать мужа. И когда разрешение было получено, ее не удержали ни угрозы отца, ни проклятие матери. Оставив своего первенца у свекрови, Волконская уезжает в Сибирь.
Это была настоящая борьба, которую вела 18-летняя девушка за право быть со своим мужем не только в радости, но и в горе. И Мария Николаевна выиграла эту борьбу, несмотря на то, что от нее отвернулась даже мать, не написавшая ей в Сибирь ни строчки. И если Николай Раевский в конце своей жизни смог оценить поступок дочери, то мать ее так и не простила.
«Во глубине сибирских руд…»
Сейчас трудно даже представить, как можно проехать сотни миль зимой в кибитке. Но Волконскую не пугали ни морозы, ни убогие постоялые дворы, ни скудное питание, ни угрозы губернатора Иркутска Цейдлера. А вот вид своего мужа в рваном тулупе и оковах потряс, и Мария Николаевна в душевном порыве опускается перед ним на колени и целует кандалы на ногах.
Раньше Волконской в Сибирь к мужу приехала Екатерина Трубецкая, которая стала Марии и старшей подругой, и соратницей. А затем к этим двум женщинам присоединились еще 9 жен декабристов.
Не все они были знатного происхождения, но жили очень дружно, и дворянки с охотой учились у простолюдинок житейским премудростям, ведь зачастую они не умели самого элементарного – испечь хлеб или сварить суп. А как потом радовались стряпне своих жен декабристы, которых согревал и поддерживал жар души этих женщин.
В недавнем прошлом изнеженная аристократка Мария Волконская сумела завоевать любовь даже у местных крестьян и простых каторжан, которым помогала, часто тратя последние деньги.
А когда ссыльным разрешили переехать в Иркутск, дома Волконских и Трубецких стали настоящими культурными центрами города.
По зову сердца или по велению долга?
Есть множество статей и книг, посвященных этой удивительной женщине, которая была не только самой молодой среди жен декабристов, но и одной из первых, решившихся на столь неординарный по тем временам поступок. Однако не только этим интересна Мария Волконская, биография которой до сих пор привлекает внимание исследователей.
Существует распространенное мнение, что Мария Николаевна своего мужа не любила. Да и не могла любить, так как до свадьбы была с ним едва знакома, а после в течение года жила вместе с князем от силы три месяца, да и тогда редко видела его.
Что же тогда побудило Волконскую принести в жертву свое благополучие и жизни будущих детей? Только чувство долга перед супругом?
Есть и другая точка зрения. Мария Волконская, если и не любила мужа в первое время, то потом уважение и даже преклонение перед ним переросло в любовь. Говоря словами Шекспира: «Она его за муки полюбила…»
А возможно, прав известный культуролог Ю. Лотман, считавший, что жены декабристов – рафинированные дамы, выросшие на любовных романах и мечтавшие о подвигах во имя любви – именно так воплотили в жизнь свои романтические идеалы.
«Записки Марии Николаевны Волконской»
По возвращении домой княгиня Волконская рассказала о своей жизни в Сибири в «Записках». Они были написаны на французском языке и предназначались исключительно сыну Михаилу.
После смерти матери он не сразу решился их обнародовать, но все же перевел на русский язык и даже читал отрывки Н. А. Некрасову. Записи произвели на поэта очень сильное впечатление, он даже плакал, слушая о жизни каторжан и их жен.
Оценка современников и потомков
К действиям декабристов, решивших выступить против освященной традициями царской власти, можно отнестись по-разному. Но поступок 11 их жен, отправившихся вслед за осужденными мужьями в далекую и страшную Сибирь, безусловно, достоин уважения.
Уже в XIX веке прогрессивные члены общества наделяли этих женщин чуть ли не ореолами святых. Н. А. Некрасов именно им посвятил свою поэму «Русские женщины», в которой нашли отражения реальные события, описанные Марией Волконской.
В XX веке о женах декабристов писали научные и художественные книги, снимали фильмы, им ставили памятники, например, в Чите и в Иркутске.
Мария Волконская, биография которой нашла отражение в «Записках», и до настоящего времени остается самой яркой фигурой среди жен декабристов благодаря своей молодости и удивительно сильному цельному характеру.
Мария Николаевна Волконская (урождённая Раевская; 25 декабря (6 января) 1805/1806/1807 - 10 августа 1863, поместье Воронки, Черниговская губерния) - дочь Николая Раевского, жена декабриста С. Г. Волконского (с 11 января 1825 года, Киев), несмотря на сопротивление родных, поехавшая за ним в Сибирь.
Из дворянок. Отец - Раевский Николай Николаевич (1771 - 1829 гг.), генерал от кавалерии, участник всех военных кампаний конца XVIII - начала XIX вв., герой Отечественной войны 1812 г. (особо отличился при Бородино: оборона батареи Раевского), участник заграничных походов 1813-1814 гг., до 1825 г. командующий корпусом на юге России, член Государственного совета; мать - Софья Алексеевна Константинова (с 1794 г. - Раевская), дочь бывшего библиотекаря Екатерины II, внучка М.В. Ломоносова, которую в юности называли «девой Ганга», до самой смерти не примирилась с поступком дочери: последовать за мужем в Сибирь. Мария Николаевна воспитывалась дома, играла на рояле, прекрасно пела, знала несколько иностранных языков.
Ранняя юность Марии Николаевны ознаменована встречей с А.С. Пушкиным в годы его южной ссылки, их совместная поездка в Гурзуф, где поэт останавливался в доме Раевских. Кстати, по сегодняшний день в Гурзуфе существует Пушкинская аллея, а доме Раевских еще в 1993 г. находилось приемное отделение санатория (кажется, литераторов; санаторий расположен справа от бывшего санатория МО, если стоять спиной к морю). Пушкин изобразит ее или посвятит ей свои стихи и прозу: «Кавказскй пленник» (образ черкешенки), «Бахчисарайский фонтан», «Евгений Онегин» (лирическое отступление: «... как я завидовал волнам...» и прочее).
Мария Николаевна Раевская (Волконская) неизв. худ. нач. 1820-х.
Мария Волконская и Пушкин – особая тема, породившая устойчивую версию о том, что Мария Николаевна была большой «потаенной» любовью великого поэта… На закате своей жизни Волконская, умудренная суровым опытом, вспоминая Пушкина, как-то обронила: «В сущности, он любил лишь свою музу и облекал в поэзию все, что видел». Может быть, княгиня была права?
В октябре 1824 года А. С. Пушкин получил письмо от своего давнего знакомца по Киеву и Одессе – Сергея Григорьевича Волконского. «Имев опыты вашей ко мне дружбы, – писал Волконский, – и уверен будучи, что всякое доброе о мне известие будет вам приятным, уведомляю вас о помолвке моей с Марией Николаевною Раевскою – не буду вам говорить о моем счастии, будущая моя жена вам известна».
Зимой 1825 года в Киеве на Печерске в старинной церкви Спаса на Берестове князь Сергей Волконский венчался с юной красавицей Марией Раевской. Невесте не было еще и двадцати, жениху исполнилось тридцать семь. Слывший в молодости красавцем и повесой, он в то время, по воспоминаниям современников, уже «зубы носил накладные при одном натуральном переднем верхнем зубе».
П.Ф. Соколов. Портрет Сергея Волконского.
В своих «Записках» Волконский вспоминал: «Давно влюбленный в нее, я наконец решился просить ее руки». Мария Николаевна ничего не знала о его колебаниях, как, впрочем, почти не знала и своего жениха. Покорно, по воле отца, она вышла за весьма знатного и богатого князя. Участник значительных сражений, имевший множество орденов и медалей, он уже в двадцать четыре года получил чин генерал-майора за боевые отличия. Портрет Волконского был написан для Военной галереи Зимнего дворца (после восстания, по распоряжению Николая I, его изъяли). «Мои родители думали, что обеспечили мне блестящую, по мнению света, будущность», – писала Мария Николаевна в конце жизни...
Еще до замужества она сумела испытать силу своего обаяния. К ней сватался польский граф Олизар, коего отец не захотел видеть своим зятем из-за его национальной принадлежности. Оказавшись женой немолодого генерала, Мария Николаевна, по существу, не успела даже как следует узнать его до ареста в январе 1826 года; в первый год они прожили вместе не более трех месяцев. Вскоре после свадьбы она заболела и уехала лечиться в Одессу, Волконский же не получил отпуска из дивизии и не смог сопровождать жену. В ноябре 1825 года, когда Мария Николаевна находилась на последнем месяце беременности, муж отвез ее в имение Раевских, а сам возвратился к месту службы, где был немедленно арестован и препровожден в Петербург. Осуждён по 1-му разряду, лишён чинов и дворянства. 10 июня 1826 приговорён был к «отсечению головы», но по Высочайшей конфирмации от 10 июля 1826 года смертный приговор был заменён на 20 лет каторжных работ в Сибири.
Тяжелые роды, двухмесячная горячка... Марии Николаевне, только что родившей сына, долго не говорили об истинном положении дел, но она заподозрила неладное, а узнав истину, твердо решила разделить участь мужа. Волконскую изолировали от жен других декабристов; на первое свидание с Сергеем Григорьевичем она пошла не одна, а в сопровождении родственника. Генерал Раевский, который в 1812 году, не колеблясь, бросался в огонь неприятеля, теперь не выдержал. «Я прокляну тебя, если ты не вернешься через год!» – прокричал он, сжав кулаки. Перед смертью старик Раевский, показывая на портрет дочери Марии, произнес: «Вот самая удивительная женщина, которую я знал!»
М. Н. Волконская с сыном Николаем. Акварель П. Ф. Соколова, 1826.
Решение Марии Волконской об отъезде в Сибирь было, по существу, первым проявлением ее незаурядного характера. Мария восстала не только против окружающих, но прежде всего против себя самой, своей дочерней покорности, женского послушания, привитого ей с детства. А ведь она рвала пополам собственное сердце: сына взять с собой ей не разрешили, со стариком-отцом, которого горячо любили все дети Раевские, приходилось прощаться навсегда. Но она поехала! Не помогли ни мольбы отца, ни интриги брата Александра, ставшего настоящим ее тюремщиком.
В своем последнем «вольном» письме юная княгиня писала: «Дорогая, обожаемая матушка, я отправляюсь сию минуту; ночь превосходная, дорога – чудесная... Сестры мои, нежные, хорошие, совершенные сестры, я счастлива, потому что довольна собой». Родственники декабристов передали ей столько писем и посылок для сосланных, что пришлось взять вторую кибитку. В Сибирь Волконская приехала второй из декабристок. В Иркутске её ожидали мучительные объяснения с местным губернатором. Он посоветовал княгине вернуться домой, а после отказа предложил подписать отречение от княжеского титула, дворянства и всех прав. Отныне она – «жена государственного преступника», а дети, которые родятся в Сибири, будут записаны простыми крестьянами. Она подписала эти унизительные условия.
Село Укир на пути декабристов из Читы в Петровский завод. Дневка 22 августа 1830 г.
Ей разрешили ехать до Нерчинска, а там поставили перед фактом: каторжники лишены права на семейную жизнь. То есть Сергей будет содержаться за решёткой, а ей придётся снимать угол в крестьянской хате. Она согласилась и на это. Назавтра она прибыла на Благодатский рудник и отправилась разыскивать Волконского. Сергей Григорьевич, гремя кандалами, побежал к жене. «Вид его кандалов, – вспоминала через много лет Мария Николаевна, – так взволновал и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала сначала его кандалы, а потом и его самого». Вместе с Екатериной Ивановной Трубецкой Волконская постигала азы поварского искусства по привезенным с собой книгам, училась всевозможным бытовым премудростям, в том числе и экономить каждую копейку.
В. В. Давыдов. Вид Петровского завода.
Природа щедро одарила Волконскую, дав ей своеобразную красоту, ум и характер, отшлифованный хорошим воспитанием и чтением книг (она владела, как родным, английским и французским языками), замечательный голос и музыкальные способности. Но не это было главным в дочери генерала Раевского. Зинаида Волконская писала когда-то, что жизнь Марии Николаевны «запечатлена долгом и жертвою». Однажды Марию Николаевну отчитали за то, что она приобрела холст и заказала белье для каторжан. «Я не привыкла видеть полуголых людей на улице», – отвечала она. Смутившийся комендант резко изменил тон, и ее просьба была выполнена.
Судьба не баловала Марию Николаевну. Самыми тяжелыми были семь месяцев в Благодатском руднике, затем – три года в Читинском остроге. И за эти годы – три тяжких утраты: в январе 1828 года умер двухлетний Николенька Волконский, оставленный на попечение родственников. Пушкин пишет эпитафию, которую начертали на надгробном камне:
В сиянии и радостном покое,
У трона вечного творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное
Благословляет мать и молит за отца.
В сентябре 1829-го умирает отец, генерал Раевский, простивший Марию Николаевну перед смертью; в августе 1830-го – дочь Софья, рожденная в Сибири и не прожившая и дня.
Волконская Мария Николаевна (Н. Бестужев, 1828).
Ни братья, ни мать так и не простили Марии Николаевне ее «проступок», считая именно ее виновницей смерти шестидесятилетнего отца. После этой семейной утраты Александр, Николай и Софья Алексеевна Раевские не отвечали на письма своей сестры и дочери. Лишь одно послание, полное упреков, получила Мария Николаевна от матери: «Вы говорите в письмах к сестрам, что я как будто умерла для Вас… А чья вина? Вашего обожаемого мужа… Немного добродетели нужно было, чтобы не жениться, когда человек принадлежит к этому проклятому заговору. Не отвечайте мне, я Вам приказываю!»
Н. А. Бестужев. "С. Г. Волконский с женой в камере, отведенной им в Петровской тюрьме" 1830г.
Не всегда гладко складывались ее отношения с мужем: очень разными они были людьми. Семейного счастья не получилось. Но, к чести обоих, – до самых последних дней они отзывались друг о друге с величайшим уважением и в этой традиции воспитали детей. «…отношения между супругами не складывались, отчуждение становилось все более глубоким и явным для окружающих, – рассказывает доктор филологических наук Нина Забабурова. – В «Записках», рассказывая о жизни в иркутской ссылке, Мария Николаевна по существу не упоминает о муже… Красота тридцатилетней Марии Николаевны не тускнела: Одоевский воспевал ее в стихах, Лунин – в прозе.
Н. А. Бестужев. Портрет М. Н. Волконской (1837)
Государственный исторический музей, Москва.
Среди ссыльных декабристов было немало людей одиноких и даже таких, кто пережил трагедию женского предательства (к примеру, жена декабриста А. Поджио после ссылки мужа расторгла с ним брак и вновь вышла замуж). Мария Николаевна привыкла выступать всеобщей спасительницей и покровительницей. И многие искренне восхищались ею, так что от недостатка мужского внимания Мария Николаевна не страдала, хотя некоторые отзывались о ней неприязненно и резко. Михаил Лунин оказался одним из тех, за кого она вела переписку, запрещенную ссыльному. Большинство его писем сестре, Е. С. Уваровой, написано рукой Марии Николаевны. Он не скрывал, что испытывал к ней сильное чувство.
Портрет Марии Николаевны Волконской. Карл Мазер. 1848.
Сын Волконских, названный Михаилом, родился в 1832 году, и упорно ходили слухи, что отцом его был декабрист Александр Викторович Поджио… Версия эта никак не может считаться доказанной, но необычайная взаимная привязанность и близость Александра Викторовича и Михаила в течение всей последующей жизни явно имеет элемент осознанной родственности…
В 1835 году у Марии Николаевны родилась дочь Елена, отцом которой также считали не Сергея Волконского, а Поджио (и даже И. Пущина, что маловероятно). Елена также была любимицей Поджио, и когда он тяжело заболел на склоне лет, то поехал умирать к ней, в ее имение Вороньки, хотя у него была собственная семья». Незаметно, постепенно менялись и характер, и взгляды на жизнь Марии Николаевны: она все больше устремлялась к земному благополучию, и главным образом не для себя, а для детей. Правдами и неправдами определила сына Мишу в Иркутскую гимназию.
Жесткость и непреклонность характера оказалась явно наследственной. По какой-то причине разойдясь со своей лучшей подругой тяжелых сибирских лет Екатериной Трубецкой, Мария Николаевна не пришла на ее похороны и ни разу не посетила ее могилу… Несмотря на почти полный разрыв с родными, Волконская старалась держаться; вся ее жизнь проходила теперь в заботах о детях.
Миша и Елена Волконские. Иркутск. 1845
На поселение Волконский вышел в 1837 году. Сначала семья Волконских жила в с. Урик. Затем было получено разрешение Марии Николаевне с детьми переселиться в Иркутск (1845). Через два года разрешение проживать в Иркутске было дано и Волконскому. Свой дом здесь опальная княгиня стремилась превратить в лучший салон Иркутска. Дом Волконских № 10 по Ремесленной улице (теперь ул. Волконского) сохранился до наших дней. Сейчас в нём находится Музей-усадьба Волконских.
Она на свой лад и наперекор как Волконскому, так и Поджио устроила судьбу красавицы дочери: едва той исполнилось пятнадцать, выдала ее замуж за преуспевающего сибирского чиновника Л. В. Молчанова, оказавшегося дурным человеком. Растратив казенные деньги, он был отдан под суд, после чего тяжело заболел и, разбитый параличом, сошел с ума и умер. Второй муж младшей Волконской- Николай Аркадьевич Кочубей (фамилия случайно совпала с именем героя пушкинской «Полтавы», посвященной Марии Николаевне) рано скончался от чахотки. Только третий брак Елены, дважды вдовы, с Александром Алексеевичем Рахмановым оказался удачным.
В 1856 году Михаил Волконский, живший уже в Петербурге, привез к декабристам весть об освобождении. После этого из Сибири возвратился его отец. Совсем больная, Мария Николаевна уехала годом раньше.
Вернувшись на родину, она начала писать воспоминания о пережитом. С первых же строк повествования становится ясным, что брак Волконских был заключен не по взаимной любви... Кстати, Мария Николаевна писала свои «Записки» только для сына. Он же, к 1904 году весьма преуспевающий чиновник, не без колебаний взялся за публикацию воспоминаний матери. Ее умные и скромные «Записки» выдержали множество изданий. Одним из первых, еще в рукописи, прочитал их поэт Н. А. Некрасов, автор поэмы «Русские женщины».
Мария Николаевна в сопровождении своей любимой Елены ездила на лечение за границу, но это не помогло. Мария Николаевна Волконская умерла 10 августа 1863 года в Чернигове от болезни сердца. Похоронена княгиня Волконская в уже упомянутом селении Вороньки Черниговской губернии, принадлежавшем семье ее дочери Елене. Ее последние дни с ней разделил приехавший проститься навсегда Поджио…Примерно на месте захоронения в 1975 г. установлен кенотаф – гранитная стела с бронзовым барельефным портретом.
А Сергей Григорьевич жил в это время в имении сына под Ревелем (ныне – Таллин). Он надеялся съездить проститься с Марией Николаевной, но от него скрыли ее последнюю болезнь, о чем он долго сожалел. А через два года не стало и его.
Биография
Получила домашнее образование. Была отличной пианисткой, обладала прекрасным голосом. Знала несколько иностранных языков. С семьёй Раевских ещё с 1817 года хорошо был знаком А. С. Пушкин . Особенно он сдружился с Раевскими в совместной поездке на Кавказские минеральные воды во время своей южной ссылки. Считается, что он был влюблён в Марию. Образ черкешенки в «Кавказском пленнике» списан с Раевской. Г. Олизар утверждал, что «Бахчисарайский фонтан» был создан для Марии. Ряд стихотворений Пушкина посвящён ей. Густав Олизар в году сватался к Раевской, но этот брак не был приемлем для отца-генерала. Замуж за С. Г. Волконского вышла по воле Н. Н. Раевского. В конце 1825 года, ожидая ребёнка, жила в имении родителей. О событиях 14 декабря не знала. Родила сына Николая 2 января 1826 года. 5 января 1826 года Волконский приезжал в имение Раевских, в тот же день, после свидания с сыном и женой, уехал в армию. Его арестовали 7 января. Родные скрывали от Марии судьбу мужа. Оправившись от последствий родов, взяв с собой сына, Волконская отправилась в Петербург . Чтобы добиться свидания с мужем, ей пришлось обратиться лично к императору . После оглашения приговора приняла решение следовать за мужем. Будущий министр императорского двора и родственник мужа П. М. Волконский спросил Марию уверена ли она, что вернётся. Ответ был: «Я и не желаю возвращаться, разве лишь с Сергеем, но, бога ради, не говорите этого моему отцу». Своего первенца - сына Николая, Мария Николаевна, уезжая в Сибирь, была вынуждена оставить у сестры мужа.
По пути в Сибирь остановилась на один день в Москве 26 декабря 1826 года в доме у своей невестки Зинаиды Волконской . Та устроила для Марии прощальный музыкальный вечер. На нём Мария Волконская в последний раз виделась с Пушкиным. Прибыла в Благодатский рудник 12 февраля 1827 года. Последовала за мужем в Читу (), Петровский завод (). Вела обширную переписку по поручению декабристов с их родственниками и знакомыми. Позднее на поселении вела переписку за М. Лунина , которому было запрещено около года писать собственноручно. На имя Волконской присылались «Литературная газета» Дельвига , художественные произведения, зарубежные журналы и газеты.
Марии Николаевне суждено было пережить смерть сына, оставленного в России, смерть отца, разрыв с братьями и матерью, смерть дочери, рождённой в Сибири.
На поселение Волконский вышел в 1837 году. Сначала семья Волконских жила в с. Урик . Затем было получено разрешение Марии Николаевне с детьми переселиться в Иркутск (). Через два года разрешение проживать в Иркутске было дано и Волконскому. Дом Волконских №10 по Ремесленной улице (теперь ул.Волконского) сохранился до наших дней. Сейчас в нём находится Музей-усадьба Волконских.
Княгиня Марья Николаевна, была совсем светская, любила общество и развлечения и сумела сделать из своего дома главный центр иркутской общественной жизни. <...> Зимой в доме Волконских жилось шумно и открыто, и всякий, принадлежавший к иркутскому обществу, почитал за честь бывать в нём, и только генерал-губернатор Руперт и его семья и иркутский гражданский губернатор Пятницкий избегали, вероятно из страха, чтобы не получить выговора из Петербурга, появляться на многолюдных праздниках в доме политического ссыльного
Оставила «Записки» на французском языке, как сама отмечала исключительно для детей и внуков. Одним из немногих, кого сын Марии Николаевны познакомил с её воспоминаниями был Н. Некрасов . Лишь в г. Михаил Сергеевич Волконский решился опубликовать их. Мария Николаевна Волконская умерла в 1863 году в Чернигове от болезни сердца.
Елена (28 сентября 1835 - 23 декабря 1916) - в первом браке (17.09.1850) Молчанова, во втором - Кочубей, в третьем - Рахманова.
По линии своей матери Мария Николаевна правнучка
Малороссийских имениях - семья часто переезжала. Как и все дети Раевских, Мария получила домашнее образование. Она была отличной пианисткой, обладала прекрасным голосом, пела почти профессионально и особенно любила итальянскую музыку. Знала французский и английский языки «как свои родные». Русским языком владела значительно хуже, поэтому всегда писала по-французски. В более поздние годы она пыталась восполнить этот пробел в своём образовании, но безуспешно. С юных лет Мария пристрастилась к чтению серьёзных книг . По свидетельству сына Михаила (которое относится к более поздним годам), она особенно интересовалась историей и литературой . Главой семьи был Николай Николаевич, жена и дети любили его и во всём ему подчинялись. Но Раевский не имел возможности проводить много времени в кругу семьи в то время, на которое пришлись ранние годы Марии, остававшейся на попечении матери, видимо, повлиявшей на формирование дочери . По словам внука Марии Николаевны С. Волконского , Софья Алексеевна была «женщина характера неуравновешенного, нервная, в которой темперамент брал верх над разумом. <…> Женщина характера сухого, мелочного…» . Несмотря на сложные взаимоотношения с матерью, Мария Николаевна на протяжении всей жизни сохраняла к ней уважение и любовь .
С семьёй Раевских ещё с 1817 года хорошо был знаком А. С. Пушкин . Особенно он сдружился с Раевскими в совместной поездке на Кавказские Минеральные Воды во время своей южной ссылки . Пушкин вместе с Раевскими был два месяца на водах, с ними уехал в Крым и три недели провёл в Гурзуфе .
В начале 1820-х дом Раевских стал посещать Густав Олизар , бывший в то время киевским губернским маршалом (предводителем дворянства). Он увлёкся Марией, превратившейся на его глазах из «малоинтересного подростка» в «стройную красавицу, смуглый цвет лица которой находил оправдание в чёрных кудрях густых волос и пронизывающих, полных огня очах». В 1823 году Олизар сватался к Раевской, но получил от её отца отказ. В письме к Олизару Николай Николаевич объяснял его «различием народности и религии», выражал сожаление и надежду, что Густав продолжит и далее посещать их дом. По мнению исследователей , отец всё решил сам за дочь. Однако возможно, что отказ исходил от Марии Николаевны . Олизар уехал в своё крымское имение, он, по словам Щёголева , «тосковал и писал сонеты о своей безнадёжной любви», называя в стихах Марию Амирой. Позднее он возобновил знакомство с Раевскими и в 1828 году просил руки сестры Марии Елены. Из письма Раевского-старшего сыну Николаю известно, что Олизара отвергла сама Елена, тогда как отец, по собственному признанию, не отказал бы ему .
Замужество
Около середины августа 1824 года к Марии через М. Орлова посватался князь С. Волконский . Это было тяжёлое время для Раевских, находившихся на пороге разорения. Большинство исследователей считает, что Мария приняла предложение Волконского по настоянию отца, считавшего, что эта партия принесёт «блестящую, по светским воззрениям, будущность» дочери. Но некоторые допускают, что решающее слово всё-таки оставалось за Марией Николаевной . В начале октября Волконский приехал в Киев, помолвка состоялась 5-го числа того же месяца. Свадьбу сыграли в Киеве 11 января 1825 года. В исследовательской литературе встречается утверждение, что перед венчанием старший Раевский заставил подписать Волконского обещание оставить «антигосударственную деятельность» , и будущий зять без колебаний подписал бумагу, однако слова своего не сдержал . Историк Оксана Киянская , однако, считает, что это всего лишь легенда .
Молодые супруги провели медовый месяц в Гурзуфе, вместе они были и последующие три месяца. Видимо, между Марией и мужем не было согласия. Известно, что она жаловалась братьям и сёстрам на поведение Волконского, который был иногда резок, избегал её и даже был «несносен» . Впоследствии Щёголев писал: «Мы знаем, что духовной, интимной близости не было ни между женихом и невестой, ни между мужем и женой» .
Вскоре Мария заболела и с матерью и сестрой Софьей уехала в Одессу на морские купания. В то время она уже была беременна. Осенью Волконский привёз жену и её сестру Софью в Умань , сам же отправился в Тульчин , где располагался штаб 2-й армии. Мария тосковала в разлуке с мужем - она писала Волконскому: «Не могу тебе передать, как мысль о том, что тебя нет здесь со мной, делает меня печальной и несчастной, ибо хоть ты и вселил в меня надежду обещанием вернуться к 11-му, я отлично понимаю что это было сказано тобой лишь для того, чтобы немного успокоить меня, тебе не разрешат отлучиться. Мой милый, мой обожаемый, мой кумир Серж! Заклинаю тебя всем, что у тебя есть самого дорогого, сделать всё, чтобы я могла приехать к тебе, если решено, что ты должен оставаться на своем посту ».
После 14 декабря
По воспоминаниям Марии Николаевны, в конце декабря 1825 года Волконский неожиданно приехал в Умань. Он сообщил жене об аресте Пестеля , однако не объяснил, что случилось. Волконский увёз жену в имение её родителей в Киевской губернии Болтышку и «немедленно уехал». О событиях 14 декабря Мария Николаевна ничего не знала. Она родила сына Николая 2 января 1826 года и проболела около двух месяцев . Роды были тяжёлыми: по свидетельству Марии, отец и мать спорили, как ей лучше рожать - в кресле или кровати. «Как всегда» (биографы Марии Николаевны особо обращают внимание на это замечание, как доказательство того, что в семье всё решал отец), последнее слово осталось за Николаем Николаевичем, и Мария мучилась в кресле. Доктора не было, крестьянка, назвавшаяся акушеркой, всё время молилась, стоя на коленях в углу, вместо того, чтобы оказать помощь роженице.
Раевские всё время болезни Марии скрывали от неё арест мужа, на все вопросы отвечая, что тот находится в Молдавии. Узнав о случившемся, Мария немедленно написала мужу в Петропавловскую крепость: «Я узнала о твоём аресте, милый друг. Я не позволяю себе отчаиваться… Какова бы ни была твоя судьба, я её разделю с тобой, я последую за тобой в Сибирь, на край света, если это понадобится, - не сомневайся в этом ни минуты, мой любимый Серж. Я разделю с тобой и тюрьму, если по приговору ты останешься в ней» .
«…Не его [мужа] арест меня огорчает, не наказание, которое нас ожидает, но то, что он дал себя увлечь, и кому же? Низким из людей, презираемым его beau-père [тестем], его братьями и его женой…»
Цитируя эти строки, О. Попова отмечает, что, несмотря на то, что Мария в доме отца была окружена передовыми людьми того времени, идеи свободолюбия она не впитала . По мнению Поповой, Мария восприняла неудачное начало своей семейной жизни как результат того, что Волконский был вынужден скрывать от неё правду. Так как между супругами уже не было недоговорённости, она «брала реванш» за первые месяцы брака.
Оправившись от последствий родов, вместе с сыном Николаем, Волконская отправилась в Петербург , чтобы увидеться с мужем. По дороге в столицу Мария остановилась в Белой Церкви у тётки отца, графини Браницкой (в её поместье «были хорошие врачи»), и оставила там ребёнка .
Петербург
В Петербурге в то время, кроме Раевского-старшего, находился и её брат Александр , а следом за Марией приехали мать и сестра Софья. Николай Николаевич вскоре возвратился в своё поместье через Москву, где увиделся с дочерью Екатериной и успокоил её насчёт судьбы мужа - Михаила Орлова, давно отошедшего от декабристского движения, однако положение его другого зятя было серьёзным. Александр Раевский, оставшийся в Петербурге следить за ходом следствия, постарался, чтобы до Марии доходила только часть информации: это было продиктовано и беспокойством членов семьи о состоянии её здоровья, и их желанием поскорее удалить её из столицы. О том, что брат перехватывал письма, адресованные ей, и препятствовал её встречам с родственниками других декабристов, Мария узнала значительно позже, уже живя в Сибири . Александр добился разрешения на свидание сестры с мужем и в то же время просил Бенкендорфа поручить А. Орлову предварительно увидеться с Волконским и потребовать, чтобы тот не распространялся «о степени виновности, которая тяготеет над ним». Волконскому писала и мать Марии, просившая о «сдержанности», так как ослабевшая от болезни дочь могла «потерять рассудок» . Он должен был также убедить жену вернуться к сыну и ждать окончания следствия. Только на этих условиях Раевские соглашались на встречу Марии с мужем . В это же время в записке, которую ему удалось передать своей сестре Софье Григорьевне , Волконский сообщал, что некоторые из жён арестованных уже получили разрешение следовать за своими мужьями: «Выпадет ли мне это счастье, и неужели моя обожаемая жена откажет мне в этом утешении? Я не сомневаюсь в том, что она с своим добрым сердцем всем мне пожертвует, но я опасаюсь посторонних влияний, и её отдалили от всех вас, чтобы сильнее на неё действовать» .
17 апреля было получено разрешение на свидание, однако Мария не знала об этом: родные ждали окончания переговоров Орлова с Волконским и лишь 20 апреля поставили её в известность . Супруги увиделись вечером 21 апреля на квартире коменданта Петропавловской крепости в присутствии врача и самого коменданта, который должен был прервать свидание, «если Волконский выкажет слабость» . «Все взоры были обращены на нас», - напишет позднее Мария Николаевна, Волконские «ободряли друг друга, но делали это без всякого убеждения». Выполняя предписания Раевских, Волконский ничего не говорил о своём деле и просил жену поскорее вернуться к сыну. Они сумели обменяться платками, возвратившись домой, Мария обнаружила лишь «несколько слов утешения», написанные на одном из его углов .
Ожидание приговора
24 апреля 1826 года Мария уехала из Петербурга в Москву, к сестре Екатерине. В Москве с Волконской пожелала увидеться императрица Мария Фёдоровна . Мария Николаевна, ожидавшая разговора о муже, была разочарована, убедившись, что «её позвали просто из любопытства» .
Остаток весны и лето она провела в Белой Церкви с сыном. Сначала Волконская была поглощена заботами о заболевшем Николае, но когда он выздоровел, её помыслы снова обратились на мужа. Мария ждала, страдая от неизвестности, в одном из писем Волконскому она назовёт «минуты, проведённые в этом ужасном состоянии», самыми тяжёлыми в своей жизни . В поместье Браницкой прибыл Александр Раевский, продолжавший контролировать сестру, ей никто не смел рассказывать о том, что происходит в Петербурге, она не видела газет. В начале августа, с соблюдением всяческих предосторожностей, Марии сообщили, что Волконскому будет сохранена жизнь . Несмотря на изоляцию, до неё доходили сведения о том, что некоторые жёны декабристов собираются поехать за мужьями. Так, она интересовалась у Софьи Волконской, где и как устроит своих троих детей Александра Муравьёва . В середине июня Мария писала Волконскому: «К несчастью для себя я вижу хорошо, что буду всегда разлучена с одним из вас двоих; я не смогу рисковать жизнью моего ребёнка, возя его повсюду с собой» . Со своей стороны, родственники мужа делали всё, чтобы склонить Марию к поездке в Сибирь, дошло до объявления, будто Александра Николаевна Волконская собирается ехать к сыну. С. Г. Волконская писала об этом Марии в июле, но письмо перехватил Александр Раевский . А своему брату 27 августа Софья Волконская сообщала, что Мария выедет к нему с сыном, в то время когда последняя ещё ничего не решила. Видимо, Софья Григорьевна рассчитывала, что брат напишет жене о её поездке, как о свершившемся деле, и это подтолкнёт Марию действовать в нужном направлении .
Отъезд в Сибирь
О приговоре по делу 14 декабря Мария Николаевна узнала от брата лишь в конце сентября . Она упрекала его в том, что от неё всё скрывали, и объявила, что «последует за мужем». Александр собирался в то время в Одессу и запретил Марии покидать Белую Церковь до своего возвращения. Однако, как только он уехал, Мария Николаевна, взяв сына, отправилась в Петербург. Она остановилась в Яготине - имении брата мужа, Николая Репнина , - тот должен был сопровождать невестку в столицу, но заболел, и Мария задержалась там на месяц . Её письма родным показывают, что она не доверяла Волконским (отец считал, что Мария находилась под их влиянием):
«Я вижу повсюду ангелов? Находила ли я их в моей belle-mère [свекрови], Никите , Репниных? Верь мне, Александр, что у меня открыты на них глаза, но я об этом ничего не говорила, чтобы не внушать к ним неприязни в моём отце; поведение их мало деликатное заслуживало это, но Сергей от этого пострадал бы» (Мария Волконская - Александру Раевскому) .
4 ноября 1826 года Мария с сыном в сопровождении деверя приехала в Петербург, где встретилась с отцом. Настроение Раевского изменилось: он по-прежнему считал своего зятя виновным, однако жалел его, «скорбел о нём в душе своей». Ранее категорически возражавший против поездки дочери в Сибирь, он согласился при условии, что ребёнка она оставит ему: «Когда сын её у меня, она непременно воротится» . 15 декабря Мария обратилась с прошением к императору о позволении выехать в Сибирь. Судя по её «Запискам», отношения между ней и Волконскими были сложными: родственники мужа были обижены на то, что она не отвечала на их письма, а Мария не хотела признаться, что их перехватывал брат: «Мне говорили колкости, но ни слова о деньгах» . Мария Николаевна заложила свои драгоценности и оплатила часть долгов мужа .
21 декабря она получила разрешение . Николай Николаевич уезжал из Петербурга в своё имение Милятино. Расставание было тяжёлым:
«Я показала ему письмо Его Величества [ответ на прошение]; тогда мой бедный отец, не владея более собой, поднял кулаки над моей головой и вскричал: „Я тебя прокляну, если ты через год не вернёшься“. Я ничего не ответила, бросилась на кушетку и спрятала голову в подушку» .
По пути в Сибирь Волконская остановилась в Москве у своей невестки Зинаиды . 27 декабря 1826 года та устроила для Марии прощальный музыкальный вечер и «пригласила всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве». Об этом вечере Мария вспоминает в своих «Записках», дополняет её рассказ подробная запись одного из гостей - А. Веневитинова. Сначала Волконская находилась в отдельной комнате, к ней постоянно заходила лишь хозяйка дома, потом, когда остались только самые близкие друзья княгини Зинаиды, гостья присоединилась к обществу. Лишённая возможности петь (в дороге она простудилась), Мария просила повторить её любимые произведения: «Ещё, ещё, подумайте только, ведь я никогда больше не услышу музыки!» В этот вечер Мария в последний раз виделась с Пушкиным, который был «полон искреннего восторга; он хотел мне поручить своё „Послание к узникам “, для передачи сосланным, но я уехала в ту же ночь, и он его передал Александре Муравьёвой» .
Всего в Москве Мария провела два дня. Здесь она получила письмо отца, 17 декабря из Милятина он напутствовал дочь: «Пишу к тебе, милой друг мой, Машинька, на-удачу в Москву. Снег идёт, путь тебе добрый, благополучный. Молю Бога за тебя, жертву невинную, да укрепит твою душу, да утешит твоё сердце!» Перед отъездом Мария встретилась с сестрой Екатериной. Они говорили в том числе и об эпизоде, мучившем Волконскую: в газеты попала история о вскрытии её мужем в 1822 году, в то время, когда в дивизии М. Орлова произошли волнения, письма начальника Полевого аудиториата 2-й армии генерала Волкова к П. Киселёву . Сестра как могла успокоила Марию: благодаря Волконскому Орлов знал, о чём его будут спрашивать на следствии. Через много лет Волконская снова обратилась к этому случаю:
«Такой поступок не только не предосудителен, но даже не представляет злоупотребления доверием, так как Киселёв желал, чтобы это письмо было известно Орлову» .
Родственники декабристов передали ей такое количество посылок, что пришлось взять вторую кибитку. В сопровождении слуги и горничной, которая «оказалась очень ненадёжной», Волконская поехала в Казань , не делая остановок. В Казани она была вечером 31 декабря. Чиновник военного губернатора советовал ей возвратиться назад, так как княгиня Трубецкая , опередившая Марию, была задержана в Иркутске, а её вещи были обысканы. Волконская возразила, что у неё есть разрешение императора, и продолжила путь, несмотря на начинающуюся метель, в новогоднюю ночь . Новый, 1827 год Мария встретила в пути в компании горничной, которая была настолько не в духе, что Волконская не решилась её поздравить. Через пятнадцать дней ей встретился обоз из Нерчинска. Мария узнала от одного из солдат, конвоировавших его (офицер не пожелал разговаривать с женой государственного преступника), что ссыльные декабристы находятся в Благодатском руднике.
В Сибири
В ночь на 21 января Волконская приехала в Иркутск , ей отвели квартиру, которую только что освободила Екатерина Трубецкая, направлявшаяся в Забайкалье, здесь Марию навестил гражданский губернатор Цейдлер . Он, выполняя указания, полученные из столицы, уговаривал княгиню вернуться в Россию. В противном случае Волконская должна была подписать «Условия», разработанные для жён декабристов генерал-губернатором Восточной Сибири Лавинским , и предоставить свой багаж для описи. Копия этих «Условий» сохранилась в семейном архиве Волконских. Жёнам декабристов давали на подпись сокращённый вариант секретного документа . Следуя за своим мужем, женщина отказывалась от своего «прежнего звания» и отныне становилась «женой ссыльно-каторжного». Дети, рождённые в Сибири, записывались в казённые крестьяне . Запрещено было иметь при себе ценные вещи и крупные денежные суммы. Право на крепостных , сопровождавших въезжающих в Нерчинский край, уничтожалось . Мария подписала «Условия» и стала ждать подорожной , однако Цейдлер не торопился с её выдачей, задержав Волконскую в городе на неделю (княгиню Трубецкую ему удалось задержать в Иркутске на четыре месяца) . 29 января Волконская, успев увидеться в Иркутске с Александрой Муравьёвой, отправилась дальше. Перед отъездом она написала отцу, которому это послание доставило «не малое утешение». Своей дочери Екатерине он сообщал, что по-видимому Мария не догадывается о том, что ей нельзя будет возвратиться, либо, как предполагал он, «сие запрещение существует только для удержания жён несчастных от поездки в Сибирь» .
Благодатский рудник
11 февраля 1827 года Волконская, сопровождаемая начальником Нерчинского завода Бурнашевым , прибыла в Благодатский рудник . Своего мужа она увидела на следующий день в бывшей казарме, где содержались декабристы, работавшие в руднике:
«Бурнашев предложил мне войти … Сергей бросился ко мне; бряцанье его цепей поразило меня: я не знала, что он был в кандалах … Вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом - его самого» .
Мария разместилась в крестьянской избе, где уже жила приехавшая несколько ранее Трубецкая. Помещение было таким тесным, что когда Мария лежала на своём матрасе на полу, «голова касалась стены, а ноги упирались в дверь» . На следующий день Мария отправилась в рудник, чтобы посмотреть то «место, где работает муж». Она, с разрешения сторожа, спустилась в шахту и увидела Давыдова, Борисовых и Артамона Муравьёва, передала им известия от родных и письма, которые привезла с собой .
Как считает биограф Марии Волконской Филин, её приезд спас мужа: к тому времени он был болен и совершенно пал духом. Подавленное состояние Волконского отмечали товарищи по заключению, не скрыл он его и от жены в своём письме, которое удалось отправить, несмотря на запрещение писать .
Дни Волконской и Трубецкой были заполнены хлопотами по хозяйству, их горничные, по настоянию заводского начальства, вскоре были отосланы в Россию: «наши девушки стали очень упрямиться, не хотели нам ни в чём помогать, и начали себя дурно вести, сходясь с тюремными унтер-офицерами и казаками» . Свидания с мужем были разрешены дважды в неделю. После работы Мария читала, музицировала (Зинаида Волконская в вечер прощания со своей невесткой тайком от неё распорядилась привязать к её кибитке клавикорды) или сидела на камне против тюрьмы, переговариваясь с мужем . Как писала позднее домой Мария, физическая работа была для неё средством отвлечься от печальных мыслей, чтение же, напротив, заставляло её воспоминать о прошлом. И Трубецкая, и Волконская вели за заключённых переписку (это не было запрещено), и, благодаря им, декабристы стали получать вести от родных и посылки. Денег не хватало, Марии удалось привезти с собой 700 рублей ассигнациями, у Трубецкой деньги кончились ещё быстрее, чем у Волконской. По свидетельству Розена , их родные первое время не знали, куда писать, кому адресовать посылки. Волконская и Трубецкая ели суп и кашу, «ужин отменили». Когда мужья узнали об их трудностях, они отказались от пищи, которую им присылали женщины . Позднее Волконские тянули с выплатой годового содержания невестке, которой не раз приходилось напоминать об этом родственникам мужа. Несмотря на стеснённые средства, Мария помогала простым заключённым и даже имела столкновение с Бурнашевым из-за того, что заказала несколько рубашек каторжанам .
В первое время Волконская надеялась, что муж поправится, и она сможет вернуться к своему Николино. Лишь позднее она осознала, что, скорее всего, останется в Сибири навсегда:
«Теперь я понимаю смысл предостережения, заключавшегося в словах Е<го> В<еличества> императора: „Подумайте же о том, что вас ждёт за Иркутском“ , и тысячу раз благодарю Бога, что не поняла их раньше: это только увеличило бы страдания, разрывавшие моё сердце. Теперь на мне нет вины перед моим бедным ребёнком; если я не с ним, то не по моей воле. Иногда я представляю себе, что почувствуют мои родители при этом известии; только в эти минуты мне бывает больно», - писала она А. Волконской .
В письмах из Благодатского к свекрови и золовке Мария постоянно обращается к состоянию Волконского (здоровье которого всё ещё было плохо). Другая важная для неё тема - сын: она тоскует по Николино и упорно напоминает, что мальчик должен вернуться «на следующую зиму» к Раевским. Её пугало влияние нездорового петербургского климата, а, кроме того, внук должен был заменить её родителям навсегда утраченную дочь. Однако Волконские так и не исполнили просьбы Марии: её сын продолжал жить у них .
Чита
Тяжёлым ударом стала для Марии смерть её сына, известие о которой она получила, вероятно, в марте 1828 года . Со временем ей становилось, как Мария сознавалась сестре Елене, только тяжелее: с каждым прошедшим днём она сильнее осознавала утрату. Волконская стала добиваться разрешения «разделить заключение» с мужем. Посодействовать в этом она просила свекровь и отца («Я замкнулась в самой себе, я не в состоянии, как прежде, видеть своих подруг…»). В лице свекрови в этом вопросе она нашла союзницу, отец же ей отказал. В 1829 году генерал Раевский писал дочери Екатерине: «Маша здорова, влюблена в своего мужа, видит и рассуждает по мнению Волконских и Раевского уже ничего не имеет, в подробности всего войти не могу и сил не станет». Он не собирался содействовать её сближению с мужем. Разрешение соединиться жёнам декабристов с мужьями было получено в мае 1829 года после ходатайства коменданта Лепарского , на его рапорте Николай I написал: «Я никогда не мешал им жить с мужьями, лишь бы была на то возможность» . Переселению в острог препятствовали лишь теснота и отсутствие семейных камер, но Мария проводила все дни рядом с мужем .
Последние месяцы жизни генерала Раевского были омрачены конфликтом с дочерью: он обвинял Волконских в ущемлении её имущественных прав, Мария Николаевна же была вынуждена защищать родственников мужа. Дело дошло до того, что Николай Николаевич перестал писать Марии. Через три месяца он помирился с ней, но дал понять, ссылаясь на состояние своего здоровья, что более делами дочери и её мужа заниматься не будет .
Весть о смерти отца, полученная, вероятно, в ноябре 1829 года, поразила Марию Николаевну: «мне показалось, что небо на меня обрушилось». Ей на некоторое время потребовалась помощь доктора, и, с разрешения коменданта, Ф. Вольф , сопровождаемый конвоем, навещал Волконскую .
10 июля 1830 года Мария Николаевна родила дочь. Девочка, названная Софьей, скончалась в тот же день и была похоронена на кладбище у храма Святого Архистратига Михаила .
Вспоминая через несколько лет о времени, проведённом в Читинском остроге, Мария писала матери о своём одиночестве, изоляции «от всех» в силу и характера, и сложившихся обстоятельств: «я проводила время в шитье и чтении до такой степени, что у меня в голове делался хаос, а когда наступили длинные зимние вечера, я проводила целые часы перед свечкой, размышляя - о чём же? - о безнадёжности положения, из которого мы никогда не выйдем» (письмо к С. А. Раевской от 1 декабря 1833 г.) .
Петровский завод
Летом 1830 года была построена постоянная тюрьма для декабристов в Петровском заводе (Нерчинский горный округ). В августе из Читы заключенные были отправлены в Петровск двумя партиями (первая вышла 7-го числа). Жёны декабристов выехали в завод на повозках, переезд (около 700 вёрст) занял 50 дней . Новая тюрьма, построенная на болоте, с камерами, в которых не было окон, произвела на всех тяжёлое впечатление. Женщины в письмах к родным и близким подробно (а, по мнению Бенкендорфа, даже преувеличивая) описывали каземат. Жёны декабристов вскоре обзавелись собственным жильём недалеко от тюрьмы, большей частью - на одной улице, которая стала называться Дамской (а также Барской и Княжеской). Мария Николаевна купила в Петровском заводе небольшой дом, находившийся в стороне от усадеб других женщин, довольно далеко от тюрьмы. По хозяйству ей помогала крестьянская девушка из имения Раевских Мария Мальнева, по своему желанию приехавшая в Сибирь . В конце сентября 1830 года жёны декабристов получили разрешение поселиться со своими мужьями «в особых отделениях со дворами». Волконские жили в камере № 54 - её обстановка знакома по двум акварелям Николая Бестужева .
24 июня 1835 года вышел указ об освобождении Волконского от заводской работы. В ожидании решения по месту поселения (чиновники медлили с его выбором: император Николай желал, чтобы Волконский жил отдельно от других декабристов) Волконскому было предписано жить в доме на Дамской улице. Весной 1836 года Сергей Григорьевич, давно страдавший ревматизмом, пережил его обострение. Волконским всей семьёй разрешено было выехать для лечения на Тункинские минеральные воды. Перед отъездом Мария Николаевна обратилась к Бенкендорфу с просьбой определить Волконским место поселения рядом с доктором Вольфом, «чтобы можно было пользоваться его медицинской помощью» . Разрешение переехать в Урик, где жил Вольф, было дано 7 августа того же года . Волконские задержались в заводе на зиму: надо было продать дома, потом заболели дети, лишь в конце марта 1837 года они прибыли в Урик .
На поселении
В Урике не нашлось подходящего дома для размещения всей семьи вместе со слугами, и на то время, пока шло его строительство, Волконские поселились в Усть-Куде . Окрестности Усть-Куды понравились Марии Николаевне, и она решила построить здесь небольшой летний домик, он был возведён и получил название «Камчатник». В «Камчатнике», в 8 вёрстах от Урика, Волконские проводили тёплое время года. Дом в Урике был готов к осени 1837 года. Кроме Волконских на поселении в Урике жили Вольф , М. Лунин , А. и Н. Муравьёвы , Н. Панов , в Усть-Куде (в восьми верстах от Урика) - А. и И. Поджио , П. Муханов , А. Сутгоф . На содержание Марии Николаевне из её денег выдавалось 2000 рублей ассигнациями (против 10 000 в Петровском заводе) в год. Она дважды пыталась добиться увеличения суммы: надо было учить детей, однако Петербург ей в этом отказал, так как «в Сибири учителей нет, а потому воспитание детей не требует расходов, а лишь одного попечения родителей» . Тем не менее, несмотря на недостаток средств, родителями было сделано всё, чтобы младшие Волконские получили достаточное домашнее образование: когда в 1846 году Михаил поступал в Иркутскую гимназию, он был зачислен сразу в 5 класс .
Весной 1839 года Николай Раевский-младший обратился к императору с просьбой поселить Волконского с семьёй на «восточных берегах Чёрного моря», исключительно, как подчёркивал он, ради сестры и её детей (зятю он никогда не простил его участия в тайном обществе). К ходатайству присоединился М. Воронцов , однако Николай I отказал Раевскому .
В феврале 1842 года в связи с бракосочетанием наследника император разрешил детей С. Волконского, С. Трубецкого, Н. Муравьёва и В. Давыдова принять в государственные учебные заведения с условием, что дети будут носить фамилии по отчеству отцов. Для Марии Николаевны было немыслимо расстаться с детьми, кроме того, Волконская считала, что они не должны ни в коем случае отказываться от имени отца. Муж «сдался» на её просьбы: в письме, направленном в III Отделение, он, не забыв поблагодарить императора, объяснял отказ тем, что здоровье сына слабо, дочь ещё мала, а его жена не в силах отпустить их в Россию .
Настоящие дружеские отношения связывали Марию Николаевну и Лунина. В его письмах и записных книжках многократно появляется имя Волконской, одно время он был сильно увлечён Марией Николаевной . В своих «Письмах из Сибири», адресованных сестре, но предназначавшихся им для публикации, Лунин посвящает отдельные послания двум женщинам, сыгравшим значительную роль в его жизни, - Наталье Потоцкой и «сестре по изгнанию» - Волконской . Известны слова Лунина о том, что его понимали только два человека - Никита Муравьёв и Мария Волконская .
В 1838 году, когда Лунину было запрещено год вести переписку, Волконская снова, как ранее в Петровском заводе, писала вместо него. Мария Николаевна вместе с мужем участвовала в прощании декабристов с Луниным, когда того после вторичного ареста в марте 1841 года везли в Акатуй . На этом свидании Лунину были переданы 1000 рублей ассигнациями, которые Волконская зашила в шубу . Позднее Волконская прислала Лунину в тюрьму под видом лекарства чернила и перья. Супруги тайно поддерживали связь с Михаилом Сергеевичем весь период его последнего заключения: известны 12 писем Лунина, адресованных Волконским и его сыну. Волконские сохранили произведения Лунина, в 1915 году их обнаружил внук Марии Николаевны и Сергея Григорьевича С. Волконский .
Поджио
Вероятно, что отношения супругов Волконских разладились из-за появления в жизни Марии Николаевны Александра Поджио . Известно, что уже в Петровском заводе Поджио обрёл на неё большое влияние. Окружающие знали об этом и объясняли по-разному: одни дружбой, другие любовной связью . Об этом писал Е. Якушкин своей жене в 1855 году:
«… как бы то ни было, она была одной из первых, приехавших в Сибирь разделить участь мужей, сосланных в каторжную работу. Подвиг, конечно, не большой, если есть сильная привязанность, но почти непонятный, ежели этой привязанности нет. Много ходит невыгодных для Марии Николаевны слухов про её жизнь в Сибири, говорят, что даже сын и дочь её - дети не Волконского» .
Поджио поддерживал связь с Волконскими и после амнистии 1856 года. Он некоторое время оставался в Сибири и безуспешно занимался предпринимательством. В 1859 году вернулся в Россию, бывал у Волконских, те принимали и его, и его жену (в 1850 году Поджио женился на классной даме иркутского института благородных девиц Ларисе Андреевне Смирновой, и, по слухам, Мария Николаевна была очень огорчена, узнав об этом браке). У супругов Поджио была одна дочь - Варвара. Волконские оказывали помощь семье Поджио, пытавшегося вернуть своё наследство. По приглашению Елены Сергеевны в 1861 году он взялся управлять имением внука Волконских Молчанова. В 1863 году, когда Мария Николаевна тяжело заболела, Александр Поджио и его супруга Лариса находились в Воронках, и оба ухаживали за ней вместе с Михаилом и Еленой Волконскими, и сестрой Софьей Раевской. Об этом Софья Раевская обстоятельно писала своей сестре Екатерине, и это письмо полностью сохранилось в архиве Раевских. В том же письме Софьи Раевской упоминается, как ждала Мария Николаевна своего супруга Сергея Григорьевича и невестку, которые не успели вернуться из Фалля (поместья её сватьи) .
В 1863-1864 годах Александр Поджио путешествовал по Европе со своей дочерью и с семьёй дочери Волконских. В 1868 году снова жил в Воронках, потом уехал в Италию , весной 1873 года, больной, вернулся в поместье Елены Сергеевны и умер у неё на руках. Завещал похоронить себя рядом с Волконскими .
В 1930-х годах литературовед О. Попова отметила, что в отлично сохранившемся архиве Волконских в Пушкинском доме нет писем Александра Поджио к Марии Николаевне, а только его письма к Сергею Григорьевичу и Михаилу Сергеевичу, причём относящиеся уже к периоду после смерти Волконской. Попова пришла к выводу, что письма были уничтожены либо самой Марией Николаевной, либо её родственниками уже после 1863 года . Попова также отметила «недоговоренность» в воспоминаниях Волконской там, где речь заходит о братьях Поджио, а тон писем Александра Поджио, адресованных Михаилу Волконскому, «напоминает родственную переписку». Публикуя новые архивные материалы, Попова уточняла, что раскрытие характера Марии Николаевны и обстоятельств её жизни затруднено несколькими обстоятельствами: тем, что её письма перлюстрировались, что вынуждало Волконскую быть сдержанной в переписке; тем, что семейная жизнь супругов сложилась неудачно; а также «ответственностью перед общественным мнением», стремлением Волконской поддержать репутацию «достойной и безупречной спутницы декабриста» .
В 1989 году Н. Матханова, изучившая существующие материалы в процессе работы над изданием мемуаров и переписки А. Поджио, пришла к выводу, что гипотеза О. Поповой не имеет документального подтверждения: «Но ни одного не только прямого указания, но и намёка на особый характер отношений А. В. Поджио и М. Н. Волконской не обнаружено. Никаких прямых утверждений в воспоминаниях и письмах декабристов, их родных и друзей, по словам Матхановой, также не найдено. Версия О. И. Поповой не может считаться доказанной» .
Михаил Филин отмечает, что истинный характер отношений между Волконской и Поджио, скорее всего, никогда не будет прояснён, так как их переписки более не существует.
Иркутск
В январе 1845 года Мария Николаевна получила разрешение поселиться в Иркутске с детьми. Через два года она добилась права проживать в Иркутске для Волконского . Сергей Григорьевич, серьёзно занимавшийся сельским хозяйством, часть времени проводил в Урике и «Камчатнике» .
В Иркутске у Марии Николаевны произошло два столкновения с местными властями из-за посещения ею публичных мероприятий. После того, как Волконская с дочерью побывала в иркутском театре, вышло постановление, запрещающее «жёнам государственных преступников посещать общественные места увеселений». А на вечере в Иркутском девичьем институте Марии Николаевне пришлось выслушать «неприятное замечание» от гражданского губернатора Пятницкого. Она пожаловалась сестре Екатерине, и та обратилась к А. Орлову, который, напомнив, что Волконская преступлений не совершала и последовала за мужем добровольно, советовал Руперту обращаться с ней «возможно снисходительнее». Однако последний настаивал, что жёны и дети государственных преступников не должны появляться в публичных местах и учебных заведениях «для воспитания юношества предназначенных» . Волконская открыла в Иркутске свой салон. По воспоминаниям Н. Белоголового :
«…княгиня Марья Николаевна была дама совсем светская, любила общество и развлечения и сумела сделать из своего дома главный центр иркутской общественной жизни. <…> Зимой в доме Волконских жилось шумно и открыто, и всякий, принадлежавший к иркутскому обществу, почитал за честь бывать в нём, и только генерал-губернатор Руперт и его семья и иркутский гражданский губернатор Пятницкий избегали, вероятно из страха, чтобы не получить выговора из Петербурга, появляться на многолюдных праздниках в доме политического ссыльного» .
С конца сороковых годов здоровье Марии Николаевны ухудшается, в одном из писем в Россию (10 мая 1848 года) она подробно описала длительные припадки, которые случались с ней от пребывания на холоде или даже просто на свежем воздухе летом. Доктор запретил Марии Николаевне покидать дом, и она «совершенно утратила привычку быть на воздухе» .
Не все одобряли образ жизни Волконских, а их сближение (также как и Трубецких) с семьёй нового генерал-губернатора Н. Муравьёва , в отличие от своего предшественника лояльно относившегося к декабристам, дало новую пищу для критики. Соперничество двух салонов - Волконской и Трубецкой - способствовало охлаждению отношений между бывшими подругами. Позднее же Мария Николаевна и Екатерина Ивановна серьёзно поссорились: Трубецкая, зная, что Волконская собиралась купить дачу Цейдлера, тем не менее приобрела её для себя .
Последний период пребывания в Иркутске был омрачён семейным несчастьем дочери Марии Николаевны. Около года Волконская боролась с мужем, бывшим против брака Елены с чиновником при генерал-губернаторе Восточной Сибири Д. Молчановым. Решение Марии Николаевны отдать дочь за человека, имевшего репутацию игрока и склонного, как утверждали знавшие его, к «мерзостям», рассорило её с большей частью декабристов. Её поддерживали лишь генерал-губернатор и его жена (дочь не противилась воле матери). Княгиня в конце концов одержала верх, и Елена Волконская вышла замуж за Молчанова 15 сентября 1850 года . Молодые почти сразу, не испросив «разрешения высшего начальства», уехали в Россию и жили в Петербурге «на широкую ногу». Возвратившись в Иркутск, Молчановы поселились в доме Волконских, у них родился сын, названный Сергеем. По воспоминаниям О. П. Орловой , женитьба благотворно повлияла на Молчанова, и он оставил свой прежний «сомнительный образ жизни» .
В конце 1852 года Мария Николаевна получила известие о смерти своей сестры Елены, почти в то же самое время заболел её зять. Елена Сергеевна увезла мужа в Россию на лечение. Вскоре Молчанов был обвинён в получении взятки от одного из чиновников, было начато следствие .
Последние годы
Д. В. Молчанов умер 15 сентября 1857 года, судебное разбирательство продолжалось и после его смерти, в итоге он был полностью оправдан . Весной 1858 года с дочерью и внуком Мария Николаевна выехала за границу на воды. За границей Елена Сергеевна вышла замуж вторично - за дипломата Николая Аркадьевича Кочубея (младшего из сыновей А. В. Кочубея), и на этот раз брак оказался счастливым. В Ницце к семье присоединился С. Волконский, которому было позволено покинуть на несколько месяцев Россию для лечения. Волконские побывали в Риме, где Мария Николаевна посетила могилы матери и сестры Елены. В Риме состоялась помолвка Михаила Волконского с Елизаветой Волконской , свадьбу они сыграли в Женеве 24 мая 1859 года, и Мария Николаевна присутствовала на церемонии. Вместе с Кочубеями она возвратилась в Россию, жила в поместье Воронки в Черниговской губернии, принадлежавшем Кочубею. Там Елена Сергеевна 9 августа 1859 года родила сына Александра. Здоровье Марии Николаевны было расстроено, болел и Сергей Григорьевич. Волконская снова побывала за границей в Виши , потом в Париже и в Женеве. Возвратившись, Мария Николаевна снова обосновалась в Воронках. В августе 1861 года внезапно скончался сын Елены Сергеевны Александр, от этой утраты Мария Николаевна уже не оправилась. Её состояние всё ухудшалось, последнее время за ней ухаживали дочь и Поджио с женой, которых вызвали в Воронки. Сергей Волконский был прикован к постели приступом подагры в эстляндском имении Фалле , впоследствии он очень сожалел, что не успел проститься с женой. Мария Николаевна Волконская умерла 10 августа 1863 года и была похоронена в Воронках .
Дети
- Николай (2 января 1826 - 17 января 1828);
- Софья (р. и ум. 1 июля 1830);
- Михаил (10 марта 1832 - 7 декабря 1909);
- Елена (28 сентября 1835 - 23 декабря 1916)
- в первом браке (15.09.1850) Молчанова,
- во втором (осень 1858) - Кочубей (в браке сын Михаил),
- в третьем - Рахманова.
М. Н. Волконская в искусстве
Марии Николаевне посвящены стихи А. Одоевского («Кн. М. Н. Волконской» («Был край, слезам и скорби посвящённый…», 1829)) и В. Кюхельбекера («Марии Николаевне Волконской»). Зинаида Волконская, никогда, после декабря 1826 года, уже больше не видевшаяся с Марией Николаевной, посвятила ей одну из своих новелл, романтическое «стихотворение в прозе» на французском языке. Новелла вошла в сборник сочинений Зинаиды Волконской, изданный в 1865 году в Париже :
«Отражение твоего образа останется в моей душе. Мой взор ещё видит тебя: твой высокий стан встает передо мной, как высокая мысль, и твои грациозные движения как будто сливаются в ту мелодию, которые древние приписывали небесным звёздам».
Волконская и Пушкин
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к её ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Мария Николаевна считала, что в юности вдохновила Пушкина на создание знаменитых строк из первой главы «Евгения Онегина » (на врезке справа ) . По мнению пожилой мемуаристки, Пушкин, наблюдая во время путешествия на юг за её детской игрой с волнами, излил свою тайную любовь в тексте романа. Это суждение мемуаристки некритично воспроизводится во многих популярных книгах о Пушкине. Так, М.Филин в современной биографии Волконской выдвигает гипотезу, что Мария была безответно влюблена в Пушкина, стала прототипом Татьяны Лариной , а эпизод с письмом Татьяны Онегину якобы имеет под собой биографическую основу и произошёл осенью 1823 года в Одессе, во время пребывания там Раевских .
В советское время версия о любви Пушкина к Марии Раевской обрела огромную популярность, так как совпала с господствующим направлением в пушкинистике, представляющим поэта последовательным противником царского режима. Любовь к женщине, ставшей олицетворением оппозиции самодержавию, жене декабриста, последовавшей за ним в ссылку, выглядела «идеологически оправданной» (В. Есипов) . В разных публикациях Марию Раевскую-Волконскую называли адресатом и вдохновительницей таких его стихотворений, как «Редеет облаков летучая гряда…» (1820), «Таврида» (1822), «Ненастный день потух…» (1824), «Буря» («Ты видел деву на скале…»), «Не пой, красавица, при мне» и «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» Эта версия восходит к трудам П. Е. Щёголева , провозгласившего Марию «утаённой любовью» поэта, к которой он обращался в своём посвящении, предваряющем «Полтаву ». Предположение основывалось на стихотворной строке из черновика посвящения («Сибири хладная пустыня» ), что, по мнению Щёголева, указывало на Волконскую, находившуюся в 1828 году в Чите. Иных документальных обоснований этой версии нет.
Щёголеву возражал М. Гершензон , обративший внимание на недопустимость выводов, основанных на анализе всего лишь одной, вырванной из контекста строки, а также на то, что Щёголев оставил без внимания черновики самой поэмы, указывающие на сильное увлечение автора Анной Олениной . Скептически восприняли версию о том, что Раевская-Волконская была тайной многолетней любовью Пушкина, такие пушкинисты, как
Волконская Мария Николаевна. Дата рождения 25 декабря 1805 (6 января 1806) – день смерти 10 августа 1863 (57 лет). Княгиня, дочь генерала Н.Раевского, жена декабриста С.Волконского, друг А.С.Пушкина.
Их было всего 11 женщин – жен и невест декабристов, которые разделили тяжелую судьбу своих избранников. Их имена помнят вот уже почти две сотни лет. Но все же большинство поэтических произведений, исторических исследований, повестей и романов, театральных спектаклей и фильмов посвящаются Марии Волконской – одной из наиболее таинственных и привлекательных женщин России XIX века.
Тайну княгини, загадку ее характера и судьбы пытались разгадать уже несколько поколений историков и просто любителей старины. Ее имя стало легендарным. А сама она говорила: «Что ж тут удивительного – 5 000 женщин ежегодно делают добровольно то же самое…» Волконской не нужен был памятник. Она исполнила долг жены, может быть, пожертвовав ради этого своим женским счастьем.
Младшая и любимая дочь боевого генерала эпохи наполеоновских войн Н.Н.Раевского и внучки М.Ломоносова, Софии Алексеевны. В доме Раевских царил патриархат. Девочка преклонялась перед чувством долга и беспримерным героизмом отца и братьев. В семье неоднократно звучал рассказ о том, как предчувствуя поражение под Салтановкой генерал приказал 17-ти летнему сыну Александру взять знамя, схватил за руку 11-ти летнего Николая и с возгласом: «Солдаты! Я и мои дети откроем вам путь к славе! Вперед за царя и Отечество!» – ринулся под пули.
Тяжело раненный в грудь картечью, он смог увидеть, как его корпус разгромил превышающие в три раза силы противника. Пылкая и весьма впечатлительная девочка только таким видела настоящего мужчину. (Может быть, потому к ухаживаниям А.Пушкина, который посвятил ей много нежных строк, она относилась с достаточной долей иронии и категорически отказалась от брака с польским помещиком графом Г.Олизаром.)
Девочка получила блестящее домашнее образование, знала несколько иностранных языков. Однако страстным увлечением юности были музыка и пение. Ее удивительным голосом можно было заслушаться. Она без устали разучивала арии, романсы и с блеском исполняла их на званых вечерах, аккомпанируя себе на рояле. В 15 лет Мария уже понимала и чувствовала многое.
На формирование ее характера оказали влияние старшие братья и сестры. От Софьи она переняла педантичность, обязательность и страсть к чтению; от Елены – мягкость, чувствительность и кротость; от Екатерины – резкость и категоричность суждений; а от Александра – скептицизм и ироничность. Девушка будто чувствовала, что повзрослеть доведется рано, и покоряла сердца мужчин уже на первых балах.
Считают, что Мария вышла замуж не по любви, а по настоянию родственников. Генерал Раевский хотел для дочери блестящей и безбедной жизни, его прельстил не только титул жениха – князя Сергея Григорьевича Волконского, несмотря на свои 37 лет, он уже был ветеран войны, генерал-майор, принадлежал к знатнейшей российской фамилии, имел огромные связи при дворе. Но главное, он был удивительно честным, благородным и справедливым – человеком долга и чести, что так ценила Мария в своем отце. Именно эти качества нашли отклик в сердце 17-ти летней Раевской.
После сватовства Волконского и ошеломленных слов Марии: «Папа, я ведь его совсем не знаю!» – Раевский тем же вечером написал Волконскому, что она согласна и можно считать их помолвленными. Генерал отлично знал свою дочь. Не чувствуй она к Сергею сердечного, душевного влечения, ответила бы не тихой растерянностью, сиянием глаз и с трудом сдерживаемой улыбкой, а как-то иначе, более решительно, резко, как и Густаву Олизару. Кстати, Раевский все знал об участии будущего зятя в тайном обществе, но он скрыл это от Марии, хотя и не отказал Волконскому.
Официально помолвка была отпразднована большим балом, на котором было все семейство Раевских-Волконских. Во время танца с Сергеем на Марии загорелось платье: танцуя сложную фигуру мазурки, она случайно задела краем одежды столик с канделябрами, и одна свеча опрокинулась. Благо, несчастье смогли предотвратить, но платье пострадало весьма сильно, да и невеста порядком испугалась – ей показалось что все это очень дурное предзнаменование.
1825 год, январь -на пороге своего 18-ти летия, Мария вышла замуж. Она вырвалась из-под родительской опеки и воодушевленно обустраивала свой новый дом: выписывала занавеси из Парижа, ковры и хрусталь из Италии, беспокоилась о каретах и конюшне, прислуге и новой мебели. Она жила в предчувствии счастья, однако мужа видела мало, он был весь в каких-то своих делах, приходил домой поздно, усталый, молчаливый. Спустя три месяца после свадьбы молодая княгиня неожиданно серьезно заболела. Съехавшиеся к постели медики определили начало беременности и отправили хрупкую будущую мать в Одессу, на морские купания.
Князь Волконский остался при своей дивизии в Умани, а когда изредка приезжал навестить жену, то больше расспрашивал ее, чем говорил сам. Мария написала поздней: «Я пробыла в Одессе все лето и, таким образом, провела с ним только три месяца в первый год нашего супружества; я не имела понятия о существовании тайного общества, которого он был членом. Он был старше меня лет на 20 и потому не мог иметь ко мне доверия в таком важном деле».
В конце декабря князь привез жену в имение Раевских, Болтышку, под Киевом. Он уже знал, что полковника П.Пестеля арестовали, но о событиях 14 декабря 1825 года он не знал. Об этом сообщил зятю генерал Раевский и, предчувствуя, что арест может коснуться и князя, предложил ему эмигрировать. Волконский от такого предложения сразу же отказался, потому как бегство для героя Бородино было бы равносильно смерти.
Роды у Марии проходили очень тяжело, без повивальной бабки 2 января 1826 года она родила сына, которого, по семейной традиции, назвали Николушкой. Сама Мария тогда едва не умерла, родильная горячка продержала ее в жару и бреду несколько суток, и она почти не помнила короткого свидания с мужем, который без разрешения покинул часть, чтобы повидаться с женой и сыном. А спустя несколько дней его арестовали и препроводили в Петербург для первых допросов. Но Мария об этом не знала. Болезнь цепко держала ее в своих объятиях в течении нескольких месяцев.
События меж тем развивались довольно бурно. Следствие по делу бунтовщиков шло полным ходом. Арестовали а после отпустили сыновей Раевского. Старый генерал ездил хлопотать за родственников в Петербург, но только навлек на себя гнев . Лишь возвратившись в апреле в Болтышку, Раевский обо всем сообщил дочери, прибавив, что Волконский «запирается, срамится» и прочее – он не покаялся перед императором и не назвал имена заговорщиков. И конечно, отец сразу же объявил ей, что не осудит ее, если она решит расторгнуть брак с князем.
Можно только представить себе, каково было все это слышать молодой женщине, измученной продолжительной болезнью. Отец рассчитывал на то, что она покорится воле родителей (брат Александр откровенно говорил, что она сделает все, что скажет отец и он), но все получилось наоборот. Мария взбунтовалась. Как ее ни отговаривали, она выехала в Петербург, добилась свидания с мужем в Алексеевском равелине, сблизилась с его родственниками, утешая их и мужественно ожидая приговора.
Но тут неожиданно заболел Николушка, и Мария вынуждена была спешно отправиться к тетке, графине Браницкой, на попечение которой находился ее сын. В имении тетки ее ждало заточение с апреля по август. На протяжении всего этого времени она была лишена известий о муже. Но эти месяцы не прошли зря. В душевном одиночестве, думая о Сергее, Мария как бы рождалась заново. Казалось, вся огромная энергетическая сила рода Раевских перелилась в эту хрупкую женщину. Молодой княгине потребовалась огромная духовная работа, чтобы определить свое отношение к совершенному Сергеем, понять его, прийти к единственному выводу: что бы его ни ожидало, ей необходимо быть рядом с ним.
Это решение тем более ценно, что Волконская выстрадала его. Если А.Муравьева, Е.Трубецкая и другие жены декабристов не были скованны столь жесткими домашними оковами, были вольны общаться друг с другом, находили поддержку друзей, родственников, всех, сочувствующих бунту, то Мария была вынуждена одна бороться за свой смелый выбор, отстаивать его и даже пойти на конфликт с самыми близкими, любимыми ею людьми.
1826 год, июль — подследственным был объявлен приговор. Князь Волконский был осужден по первому разряду на 20 лет каторги и выслан в Сибирь. Как только об этом стало известно, Мария с сыном отправилась в Петербург. Остановилась она в доме свекрови на Мойке (в той самой квартире, где спустя 11 лет умирал А.Пушкин) и направила прошение императору отпустить ее к мужу. Своему отцу она написала: «Дорогой папа, вы должны удивляться моей смелости писать коронованным особам и министрам; что хотите вы – необходимость, несчастие обнаружило во мне энергию решительности и в особенности терпения. Во мне заговорило самолюбие обойтись без помощи другого, я стою на своих ногах и от этого чувствую себя хорошо».
Через месяц был получен благожелательный ответ, и уже на другой день, оставив ребенка свекрови, она отправилась в Москву. До какой же степени сильным было неприятие ее поступков родственникам, что Мария оставила своего первенца малознакомой женщине, пальцем не пошевельнувшей для спасения своего сына! Что ж, она решилась и на это, уверенная в своей правоте: «Мой сын счастлив, мой муж – несчастен, – мое место около мужа». Какой душевной силой и волей надо было обладать, чтобы принять такое решение! (Всего в Сибирь сослали 121 человека, а добились права приезда к своим мужьям лишь 11 женщин.)
В Москве Мария Николаевна на несколько дней остановилась у княгини Зинаиды Волконской, давшей в ее честь знаменитый вечер, на котором были Пушкин, Веневитинов и другие известные люди России. И в канун нового, 1827 года, когда в окрестных домах шли балы, звенели бокалы, молодая женщина покинула Москву. Ей казалось – навсегда. Отцу она сказала, что уезжает на год, ибо он обещал проклясть ее, если она не возвратится… Старик как чувствовал, что более не увидит дочери. Маленький Николенька и генерал Раевский умерли буквально друг за другом в течение двух лет.
Волконская Мария Николаевна неслась в одиночестве через бесконечные метели, жестокие морозы, мужественно перенесла обыски и «всевозможные внушения» чиновников. Обгоняя по дороге измученных каторжан, она понимала, через какие унижения пришлось пройти ее мужу, пострадавшему не за какие-то махинации, а за дело чести. И когда, добившись свидания с Сергеем Григорьевичем, княгиня увидала его истощенного, в цепях, она упала перед ним на колени и поцеловала кандалы, отдавая дань его страданиям. Этот поступок стал хрестоматийным символом полного разделения женой судьбы мужа.
Сибирская жизнь жены декабриста только начиналась. Пройдет еще целых 30 лет, прежде чем придет Указ о помиловании и декабристам будет разрешено выехать в европейскую часть России. До 1830 года жены декабристов жили отдельно от мужей-каторжан. Но после перевода их на Петровский завод Волконская вытребовала разрешения поселиться в остроге. В их маленькую тюремную каморку, а спустя год и в дом вне тюрьмы. Где вечерами собирались гости, читали, спорили, слушали музыку и пение Марии Николаевны.
Присутствие преданных женщин было огромной поддержкой для выброшенных из привычной жизни декабристов. Из 121 ссыльного в живых не осталось и двух десятков. Насколько позволяли средства, декабристки вели благотворительную деятельность, приходили друг другу на помощь в трудные дни, оплакивали умерших и радовались появлению новой жизни. Колония ссыльных сделала немало добрых дел в Иркутской губернии.
Жизнь продолжалась и в далекой Сибири. Там у Волконских родились трое детей. Дочь Софья (1830 г.) умерла в день рождения – очень слаба была Мария Николаевна. Но сын Михаил (1832 г.) и дочь Елена (Нелли, 1834 г.) стали настоящим утешением родителям. Они росли под строгим присмотром матери, получили прекрасное домашнее образование.
Когда в 1846 году пришло распоряжение царя отдавать детей в казенные учебные заведения под чужой фамилией, Мария Николаевна первой отказалась от этой «странной» затеи, гордо сказав, что «дети, кто бы они ни были, должны носить имя своего отца». Но Михаила и Елену воспитала как благонамеренных граждан, верных престолу, и сделала все от нее зависящее, чтобы вернуть им положение в обществе. Разделив с мужем судьбу, княгиня так и осталась далека от идей декабристов.
За годы ссылки супруги очень переменились. Воспоминания современников зачастую расходятся, когда характеризуют их союз. Одни считают, ссылаясь на письма и архивы, что в сердце Волконской Марии Николаевны царил только «опальный князь». Другие, приводя в пример те же архивные данные, заверяют, что Мария, оставаясь с мужем, совсем его не любила, а безропотно несла свой крест, как и полагается русской женщине, присягнувшей ему перед Богом. На протяжении долгих лет в Марию был тайно влюблен Михаил Лунин. Но чаще называют имя декабриста Александра Викторовича Поджио.
Их современник Е.Якушкин написал, что, став с годами властной и оставшись такой же решительной, Мария Николаевна, решая судьбу дочери, «не хотела никого слушать и сказала приятелям Волконского, что если он не согласится, то она объяснит ему, что он не имеет никакого права запрещать, потому что он не отец ее дочери. Хотя до этого дело не дошло, но старик, в конце концов, уступил». Дети ощущали внутреннюю отчужденность родителей, они больше любили мать, ее авторитет был намного выше отцовского.
Так уж вышло, что долгие 30 лет «сибирского плена» и по возвращении из ссылки супруги Волконские оставались вместе, несмотря на сплетни, досужие разговоры, усталость лет, видимую несхожесть характеров и взглядов. В 1863 году, находясь в имении сына, тяжело больной князь Волконский узнал, что его жена скончалась 10 августа.
Он страдал оттого, что в последнее время не мог ухаживать за ней и сопровождать на лечение за границу, потому как сам с трудом передвигался. Его похоронили (1865 году) в селе Воронки Черниговской губернии рядом с женой, положив согласно завещанию в ногах ее могилы. А в 1873 году, опять же согласно завещанию, рядом с ними упокоился и Александр Поджио, скончавшись на руках Елены Сергеевны Волконской (во втором браке – Кочубей).
После смерти Волконской Марии Николаевны остались записки, замечательные по скромности, искренности и простоте. Когда сын княгини читал их в рукописи Н.А.Некрасову, поэт по нескольку раз за вечер вскакивал и со словами: «Довольно, не могу» бежал к камину, садился к нему, хватался руками за голову, и плакал, как ребенок. Охватившие его чувства он смог вложить в свои знаменитые посвященные княгиням Трубецкой и Волконской поэмы. Благодаря Некрасову пафос долга и самоотверженности, которым была полна жизнь Волконской Марии Николаевны и ее подруг, навсегда запечатлелся в сознании русского общества.
